Карболитовое Сердце - Страница 10

За похитителями следила целая гроздь безнадёжно палёных камер и датчиков. Жив был только геркон на двери- потому что туп. Через минуту наверху выделилась группа из пяти крепких дядек, и они галопом понеслись в подвал. Похоже, казачьи безопасники наконец-то уловили нерв момента. На двери изнутри очень кстати обнаружился засов, немедля Ваней запертый.

- Думаю, пора убегать.- Ровно сказал он.- Нас убивать идут.

- Да, да, бежим.- горячо поддержал Рамен, не отрываясь от интеллектуального занятия: надписи "caves.new" светосоставом во всю стену. Из залежей хлама по углам старичина извлёк несколько огнетушителей- они теперь злобно шипели вялыми струями во все стороны.

Окинув картину взглядом, маэстро добавил последний штрих: несколько охапок окурков, мусора и натурального дерьма были раскиданы в стороны из его бесценной "хозяйственной сумки-тележки". Так вот зачем старой её тащил!

- Пусть теперь анализируют, анализаторы анальные. Генетики... Ходу!

Крыс взорвал заряд перед носом преследователей, как раз когда те вышибли дверь. Через пару минут Филин спросил Рамена, не перестающего сеять дерьмо:

- А почему кавес? Чем кавесы не угодили?

- А потому что спалят всё!!!- загадочно ответил диггер и визгливо заржал.

Крыс оказался бережлив, и все остальные заряды не взрывал, а направлял в тележку к Рамену, вместе с датчиками. Под конец старой еле тащил ту сумку, а не влезшие устройства вереницей ползли за ним следом, как посуда в "Федорином Горе".

В Троицк Ваня не поехал. Уже к ночи, отмывшись, пожрав и переодевшись, он выбрался к метро за пивом, баллистолом и трубочным зельем. Во тьме, осаживая сугробы, сеялся первый весенний дождь.

Всё уже успокоилось, на площади прибрали и взорванную машину утащили в металлолом. Лишь два фургона телевизионщиков стояли у перетянутого полосатой лентой розового крыльца "Авроры". Невыпряженные телевизионные лошади ели овёс из сумок, подвешенных на шею, топтались под дождём с ноги на ногу, щёлкая релешками. Перевёрнутый полковой котёл сиротливо лежал поверх дров. Поверх дождя пахло навозом, тротилом и горелой изоляцией.

Почти все сидели внутри здания, лишь у подземного перехода, неровно шатаясь, упорно буцкались двое пьяных. Городовой, обычно шныряющий поблизости, теперь мастерски отсутствовал. Боевитый казачок, обвешанный ленточками и медалями, всерьёз теснил большого плюшевого кота с розовым рюкзаком. Служивого удалось отвлечь сигареткой, но ничего внятного тот не рассказал. Последним ярким пятном реальности для урядника стал подрыв его БТРа на мине под Боровском.

Уже уходя, Филин мельком глянул на второго алконавта и с ужасом признал в грязном мокром коте давешнего подтянутого профессора-стоматолога. Знакомая борода топорщилась из плюшевой пасти животного, источая перегар, а вокруг были раскиданы флаера питомника по борьбе с грызунами, что на Варги. Боже мой, подумал Ваня. Боже мой, доктор, как низко вы пали! Вы же животное, доктор.

05. Пир духа

Денег на счёт капнуло преизрядно. Филин был доволен, а казаки нет: их надежды на сытные зимние квартиры рухнули. Общество не стало нанимать для охраны тех, у которых у самих не знамо кто украл не знамо что, да ещё с таким шумом. Казачество стояло на ушах неделю, а светлейший князь Теплостанский беспомощно разводил руками.

Воины попробовали то ли захватить, то ли пикетировать князинькину администрацию, но им аккуратно испортили два танка, а более внятных доводов казачество предоставить не смогло. Следствие по делу о похищении неизвестно чего успешно зашло в тупик... В конце концов поиздержавшаяся сотня откочевала зимогорить на Волгу. Танки увезли на трейлерах, любезно сданных в лизинг князинькой.

Закончился вечный март. Не верилось. Однажды в середине апреля, как попёрла зелень, Рамен вызвал Ваню для окончательного завершения дела.

От Филинова дома до церкви посёлка Мосрентген было минут двадцать- до перехода через МКАДов вал, по самому посёлку, за Салтычихинскую усадьбу и вот, за прудом стоит церковь. Сотни лет назад всем тут владела жуткая маньячка Дарья Салтыкова, вдова ротмистра, изведшая лютой смертью сотни своих крепостных. Где-то вокруг церкви они все и похоронены.

Дошло до того, что злая помещица чуть не сгубила землемера Тютчева, по которому сохла, и дед великого русского поэта еле спасся с семьёй. Ещё Ваня любил втирать редким туристам, что именно вот в этом пруду Герасим утопил своё Му-Му. А потом его самого Салтычиха утопила там же.

И по пути Ваня праздно и спокойно размышлял о многом. Почему всё в этом деле вертится вокруг каких-то трупов? Как можно ещё более окончательно всё завершить? И, кстати, сколько денег капнет на счёт? Или же его закопают, ведь исполнителей положено убирать? Ну, в таком случае они от бабушки неслабо огребут...

А то вот ещё есть теория обращения темпераментов, мол, в критической ситуации характер человека меняется на противоположный. Флегматик в беде вдруг являет фонтан панической активности, а заядлый холерик вдруг действует холодно, точно и флегматично. Стоит надеяться, что второй пример- как раз про него, Филина.

Под праздные мысли Ваня проследовал мимо избушек, детей, бабок, рынка, гопников, цыган, медведя, гопников, развалин- кто бы мог подумать, что в девять утра в Мосрентгене столь оживлённо!- и по плотине меж усадебных прудов подошёл к церкви.

Храм Святого Василиска в Мосрентгене был стратегическим объёктом. Дело в том, что населённый пункт без храма- это деревня. Да что там, бывают деревни даже и с церковью. А вот если церковь есть- то это уже, может быть, село. Изначально в Теплаке была Варвара-Узорешительница на краю Тропарёвского заповедника- и всё.