Что ж тогда будет в Керчи, где вообще Заповедник? Хаживал Филин в один заповедник птицу бить, хорошо помнит тамошние порядочки...
Охая и страдая, казнённые забрали с телеги свои вещи, станковый рюкзак да старый жёлтый транс. Поплелись обедать да валить уже из проклятого города.
02. Электроворона и флот
Рамен привстал в тряском кузове и от бедра пальнул из Калаш-весла куда-то вправо. С телеграфного столба разлетелись чорные пластиковые перья. Ваня позавидовал: хорошо, когда у тебя стрелковый комплекс цейссовский, а не тагильское убоище. На проводах повисли колышущиеся в пыльном мареве лохмотья. Старик скучал.
- Что за шум?- захрипел из зелло-говорилки командир конвоя- Опять Рамен?
- Так точно, товарищ Шубин.- лениво отрапортовал старичина.- Электроворона на столбе притаилась. Видеофайлик Филин сейчас скинет.
- Задолбал уже. У меня бабки в автобусе от каждого выстрела на дерьмо исходят.- Прокуренная командирская каюта находилась в заду скрипучего бронеавтобуса, рядом с горячим мотором, через хилую фанерную стеночку от не менее горячих пассажиров. Из своего мобильного чистилища товарищ Шубин источал ценные указания, лучи смерти и вайфай. Им-то в кузове "Урала" куда как посвежее.
- Так точно!- подтвердил Рамен и, откинувшись на прыгающие мешки с секонд-хендом, вновь уставился в выгоревшее небо. Из окружающего шмотья диггер подрезал себе лыжные очки, берет, тельняшку и тактичные штаны, но по-прежнему напоминал истощённого военрука.
Сам Ваня как был в майке, бермудах да сланцах, так и остался. Казённого оружия он не брал, остался при своём ТТ на пузе. Стрелковый комплекс и с этим-то с трудом справлялся. В Геленджике перед наймом в симферопольский конвой Филин провёл много колов времени в Аду. Сидя в вонючем вокзальном сортире, он одиннадцать раз перезагружался, пока глючная стрелковка не распозналась. Отстрелялся по баночкам пред светлыми очами командира Шубина, был нанят и с облегчением выключился, пока руки не отвалились.
Старый диггер Рамен хандрил. Ваня высматривал ему электроптичек на пострелять, но помогало ненадолго.
За каждую пташку местные общины платили по двадцать Новороссийских барынек. Филину уже семь выплат на телефон капнуло. Дело доброе: никогда ведь не знаешь, кто там смотрит с той стороны стеклянных глазок. Конвои-то здесь ездили спокойно, местные более-менее, а вот одинокие путешественники- как Алиса в Стране Чудес.
Ну ничего, скоро уже Новороссийск. От Геленджика до города суровых мареманов было каких-то тридцать километров по берегу, но в войну артиллерия в хлам разнесла приморские горные серпантины, и никто не чесался их чинить. В результате конвой тащился аж мимо самого Краснодара, чуть в отдалении от недоброго города, с днёвкой на укреплённой автобазе с певучим названием Тлюстенхабль. Уже третьи сутки тащился, обрастая всё новыми транспортными средствами и путешественниками.
- Эх, Ваня! Что ж ты без меня делать станешь? Пропадёшь ведь.- Вновь завздыхал Рамен. Ваня не стал уточнять, что сколько себя помнит, столько и вытаскивал старого из разных бредовых ситуаций. Вот, ребро за него сломал. Вопрос ещё, кто пропадёт. Но разговор поддержал:
- А что ж сразу без тебя?
- Я из Керчи уже не вернусь- старик сделал похоронное лицо и уставился под обрыв. Ну вот ещё новости.
- Переезжаешь, что ли?
- Я ещё в старые времена часто в Керчь ездил, и дал себе зарок, что вернусь туда умирать. Вот, время пришло.
- Да с чего ты помирать-то собрался?- Не то чтобы Филин страстно желал знания, но пусть уж диггер выговорится, чем сидит и киснет.
- Да потому что помираю! Старый я уже. Ночью, бывает, прихватит- на стенку лезу. Всё, посижу теперь тихонько у моря.
Да, Ваня видел, что диггера регулярно крючит, но не придавал этому особого значения. Думал, это времена просто такие, когда всех крючит. Следовало плотнее заняться здоровьем товарища. Тем более что Рамен, тихонько сидящий на скамеечке у моря, невозможен по определению. Ладно, пусть пока что поумирает, мнительный старец.
По сторонам дороги потянулись заросшие бурьяном каменные груды среди садов- старые окраины Новороссийска. Вскоре сохранных зданий стало больше, появились люди, и вот уже вокруг солидный город, бульвары, базарчики, кафешки, вон даже троллейбус едет. Корабельные реакторы позволяли не экономить на электричестве. Половина публики в бескозырках- и неудивительно.
Разномастные машины конвоя с рёвом и лязгом втянулись за поворот улицы, и открылся вид на Цемесскую бухту. Там был Флот, гордость и беда Новороссийска. Из воды торчали мачты и надстройки, а здоровенный ракетный крейсер лежал на боку, как ржавый кашалот. С его борта мальчишки удили рыбу- они что, есть её будут? Некогда старый флот унёс собой в Вальгаллу всю первую линию застройки: дома разрушило взрывными волнами с маленьким аккуратным цунами после каждой боеголовки, и теперь берег бухты был пуст и зелен.
К дебаркадеру был пришвартован на ладан дышащий БДК "Бэтмен" с чёрно-оранжевой полосой через надстройку. У бочек теснились новые "Нырки", старая "Комета" на подводных крыльях, крепенький тральщик "Хмурый" и всяческие неопознаваемые шаланды. Это новый флот, точнее, как пояснил Рамен, всё то, что не пришлось ко двору в блестящем Севастополе.
В отдалении среди ржавого железа дымил трубой забавный спасательный катамаран с ажурной надстройкой-краном- Ваня с восторгом опознал неистребимую "Парижскую Комунну", которой лет двести уже. Ещё с царских времён кораблик подымал со дна затонувшие корабли, подлодки и даже самолёты, и поднял уйму. Потом с "Коммуны" запускали глубоководные "Миры" и "Колобки". Вот и теперь спасатели, замутив полбухты, увлечённо искали в вонючем иле что-нибудь интересное. По серой воде плыли радужные пятна мазута. С купанием в Новороссийске проблемы были всегда.