С тех пор в Керчи долго не строили ничего родного-православного. Храм уцелел лишь потому, что экономные венецианцы влепили его в качестве башни в стену своей крепости. Оттуда он много столетий взирал на пролив подслеповатыми белокаменными иллюминаторами своих военно-морских окошек, нечувствительно пережив и тех венецианцев, и Крымское ханство. Осенние шторма сменялись летним зноем, белые сменялись красными, наши сменялись фашистами, нашими, фашистами и опять нашими. Вокруг расшумелся и вновь затих рыбный рынок. Сгинул проклятый Хрущёв, порушивший больше храмов, чем все большевики вместе взятые. Все сгинули- Иоанн Предтеча остался.
У евреев есть предание о ламедвовниках. Как известно, Господь не разрушает наш мир, пока в нём есть ламед-вав цаддиким, то есть тридцать шесть праведников. Они скромны и неприметны, кто пахарь, кто сантехник- но только они и оправдывают существование всего этого борделя. Один помрёт- новый займёт его место. Ты не можешь знать, на кого Он смотрит сейчас- не на тебя ли?- но система, как мы видим, успешно работает. Филин поэтично считал, что ровно та же история и с Иоанном Предтечей. Из этого корешка до сих пор растёт вся Керчь.
С прошлого приезда многое изменилось. Теперь крепенький полосатый- камень с кирпичом- кубик церкви был окружён высокой стеной с бойницами. У ворот ракушечник был побит пулями. Пригодилась стенка. На территории дремал небольшой православный рыночек с унылыми православными сувенирами и разнообразным красным вином, там же прели на бордюре двое пахучих нищих. Чуть поодаль вдоль ограды стояли трейлеры и контейнеры. На самом роскошном американском прицепе-караване размером с автобус значилось: "Трапезная". Рядом стоял сорокафутовый контейнер, где тётка в камуфляже собирала гуманитарщину для Афонской крепости. На открытой створке в знак этого висели удивительные полосатые штаны.
Суровая бабка в пальто, выйдя из дверей храма, наотмашь перекрестилась и побрела прочь. За воротами она шарахнулась в сторону- там подпирал собой дерево смурной Яроволк. Он наотрез отказался идти в храм по своим языческим соображениям, мол, не пойду к трупоедам. Ваня с лёгким сердцем перекрестился и вошёл в здание.
За всем происходящим расслабленно, но внимательно наблюдал от ворот чернорясный бородатый мужичище. Сидя в теньке, он демонстративно чистил раскиданный по столу РПК. Во избежание эксцессов. С пулемётом большой человек возился бережно, кончиками пальцев, чтобы не погнуть там чего. Оценив про себя и Яроволка, и Филина, он вытер ручищи ветошью и что-то пометил карандашом в своём блокнотике.
Внутри храма Ваню встретила ладанная прохлада. Всё казалось маленьким, будто игрушечным, а ведь от стены до стены было метров десять. Филин не стал покупать церковную газету, нет, спасибо, да не надо же, и бесплатно всё равно не нужно. Вместо этого он выложил пять барынек за добротную толстую свечу, пахнущую мёдом, и пошёл к Николе- тот был на привычном месте, в правом нижнем углу иконостаса, рядом с небелёными блоками древней стены, поклёванной клювом истории. Свеча затеплилась и встала в подсвечник. Святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских, улыбнулся путешественнику, и на душе у того подобрело.
И вот уже завечерело. Главная площадь города с грифононосной колонной всё ещё дышала жаром брусчатки, но уже стала более-менее пригодна для жизни. Друзья тусили чуть в сторонке, там, где на газоне криво торчал избитый куб резного белого камня, по недоразумению считавший себя фонтаном, устроенным иждивением купца Гущина аж в 1860-х годах. Ничто из него, разумеется, не фонтанировало.
Яроволк, заправившись ещё парой гамбургеров, благодушно разглагольствовал, дирижируя пивом:
- Это ж двести лет назад было! Никаких тебе артезианок, никаких сталинских каналов! Вокруг сухая степь, а они посреди неё раз- и фонтан поставили. Этот Гущин- он что, Гэндальф волшебный был? И где сейчас эта вода? Вот на что надо брать открытый лист! Да толку-то...
- Да ты бери, бери.- Скрипнул незаметно подошедший Рамен, лучась счастьем.- Вот мне в своё время не дали. А тебе точно дадут, ты мужчина солидный. Только ты не к секретарю иди, а к Лилечке. Насчёт фонтана я тебе всё-всё расскажу.
10. Риба нерадиактивни
На рынок отправились спозаранку. Как обычно на югах, рынок работал по утреннему холодку, к полудню грустнел, а к трём часам вовсе закрывался.
Торговца киборг-модулями искали долго и трудно: не огурцами всё-таки торгует, у прохожих про него не выспросишь. Подпольный слесарь прятался надёжно, вдали от глаз городовых и безопасников. Его жестяной сарайчик обнаружился даже не на самом рынке, а дальше во дворе, куда торжище протянуло свою ложноножку.
Чтобы попасть туда, пришлось обойти ощетинившийся арматурой курган на месте бывшей Налоговой. Судя по характеру разрушений, в день "Д" по инспекции вдарили и чужие, и свои, да ещё с рынка добавили из всего, что под руку попалось, только что пацаны из рогаток не постреляли. Филин пожалел, что пропустил всё веселье. Хотя, может, и не так всё было. Руины живописно заросли плющом. На уцелевшей стене над торгующими нависал линялый тезовый плакат, мол, ведётся реконструкция, и извините уже за доставленные неудобства.
Сараюшка поменьше гаражного бокса, зажатая меж других таких же, задом уткнулась в развалины. На бетонном пятачке перед ней громоздились собранные из чего попало велосипеды, залуженные чайники и тазы. Вообще всё, что удалось найти на помойке и поднять из мёртвых. Тут же торчала пузатая картонная коробка, перемотанная скотчем, набитая горелыми и вспухшими модулями, из которых даже предохранителей не надрать. На коробке было написано маркером: "Скупка радиодеталей". То, что в коробке только киборг-модули, причём все убитые- это опознавательный знак, как написал им в письме Князь. Век живи- век учись.